Николай Говорин: «Художник увидит то, чего простой человек не заметит»

Город наш небольшой, но талантливых и творческих людей в нем живет превеликое множество. Художники и поэты, писатели и музыканты, люди, составившие славу нашего города, наполненные творческим горением, прикладывавшие умение и конкретную полезность в его процветание. Мы продолжаем расказывать о жителях Тулуна, вошедших в творческую летопись города, подчеркнувших его яркую самобытность.

Начинался наш цикл с рассказа о Лидии Алексеевне Башкатовой, стараниями которой был открыт выставочный зал, городской музей пополнился бесценными экспонатами. Лидия Алексеевна сплотила вокруг себя тулунских художников, благодаря ей тулунчане познакомились не только с творчеством своих земляков, но и с произведениями иркутских художников. Одним из самых активных её помощников стал Николай Васильевич Говорин, прошедший путь от художника до иконописца. О том, каким был этот путь, о своем творчестве и видении, об искусстве и православии беседовали мы в мастерской Николая Васильевича.



Люблю природу и классическую музыку

Родился Николай Говорин в поселке Заказник. Когда-то по московскому тракту в сторону Иркутска существовал такой маленький поселок, в 14 домов. Деревню снесли после того, как начались в той стороне разработке на Азейском разрезе. Теперь и намека на то, что здесь когда-то жили люди, не осталось.

После службы в армии поступил в тулунское педучилище, на художественно-графическое отделение, закончил его. Еще во время учебы женился на девушке, которая тоже училась на худграфе. В семье родилось четверо детей. Сейчас супруги Говорины помогают воспитывать девятерых внуков.

- Мой учитель рисования Пятин Виктор Георгиевич заметил у меня творческие задатки, - рассказывает Николай Васильевич, - и начал активно меня привлекать к рисованию. Мне сначала это не нравилось, а все потому, что занятия своего кружка, он всегда назначал на выходной день. А я жил в интернате, учился в 19 школе. И в воскресенье, конечно же, хотелось домой, а не на кружок. И все-таки он один раз меня уговорил, я остался, но это ничего не поменяло. А потом он перенес кружок на будние дни. И вот однажды мы рисовали натюрморт с картошкой и морковкой. Я когда его нарисовал, увидел, что словно чудо произошло, так как овощи мои получились как настоящие. И я загорелся творчеством тогда. Сейчас мне 60 лет, и я продолжаю гореть этим, слава Богу.

До того, как я начал заниматься иконописью, очень любил изображать пейзажи. Я природу люблю с детства, так же, как и классическую музыку. В детстве рисовал пейзажи акварелью, потом начал писать маслом. Писать предпочитал с натуры. Иногда фотографировал сначала, потом по фото картину писал. Скажу следующее, когда на этюды идешь, пишешь пейзаж, и всегда чем-то недоволен. Но когда приходишь домой, ставишь написанный этюд к стенке, то видишь, что ты принес оттуда кусочек воздуха, кусочек солнца или дождя, снега. И это очень ценно.

В армии я подружился с однополчанином Петром Семеньковым. Мы до сих пор общаемся, он в Брянске живет. Призвали его в армию после второго курса Абрамцевского художественно-промышленного училища, где он учился на отделении художественной обработки дерева. И Петр меня еще больше заразил искусством. Он очень много рассказывал о картинах, о Третьяковке. И я когда позже в первый раз побывал в Третьяковке, уже знал, где какие картины висят, словно заочно это все видел. И вот так Господь меня потихоньку вел, сейчас я так думаю, к самому моему главному делу – иконописи.



Учиться никогда не поздно

Творчество Николая Говорина весьма ценили тулунчане, его картины раскупались практически мгновенно. Увидеть произведения художника можно в городском музее, в центральной библиотеке. Но в основном, в частных коллекциях. Сколько именно картин было написано, Николай Васильевич точно сказать не может, так как даже и не считал их количество.

- В моей жизни были разные периоды, - говорит Николай Васильевич. - Было время, когда я вообще забросил творчество. Даже считал его неким недушевным, не моим, такое вот предательство своей юношеской мечты, своих каких-то идеалов. Когда перестройка началась, я много занимался оформлением, отделкой домов богатым людям. И, видимо, поэтому не до творчества было. Оно вновь во мне стало пробуждаться после того, как появился выставочный зал. Тогда Лидия Алексеевна Башкатова вокруг себя собрала художников. И я был в их числе.

- Николай Васильевич, расскажите о пленэрах с иркутскими художниками.

- Это была инициатива Лидии Алексеевны. Она приглашала в Тулун иркутских художников-реалистов, именно мэтров, делала их выставки, устраивала пленэры. Пять или шесть пленэров было. Два раза приезжал Владимир Владимирович Тетенькин, заслуженный художник России. Ныне он покойный, царство небесное ему. Это был тончайший живописец, колорист. У меня есть его работы. Очень много вложил в живопись. Он такой немногословный был, но с очень меткой речью, одним словом скажет – все объяснит. Несколько раз был здесь художник Анатолий Костовский. Ныне здравствующий, но он уже в преклонном возрасте, ему 85 или 86 лет. Я с ним ездил на пленэр в Мугун. Он там писал портрет председателя колхоза Николая Романкевича, а я писал этюды. Ездили с ним и в Аршан. Были пленэры в Мануте, во Владимировке. Владимир Иванович Лапин, ныне тоже покойный, был тоже замечательный художник, очень тонкий колорист. Я бывал в его мастерской, общался с ним много. Владимир Александрович Кузьмин, я с ним виделся не так давно, во время моей командировки в Иркутск. Я много для себя почерпнул от иркутских художников знаний по живописи. И это очень помогло мне подрасти в качестве живописца.

- А другие тулунские художники тоже участвовали в этих пленэрах?

- Далеко не все. Основным участником была Наталья Сименькова. Она активно работала, она вообще очень одаренный человек. Константин Белоносов тоже участвовал, но не во всех пленэрах.

- Как-то между собой художники наши взаимодействуют?

Я очень хорошо общаюсь с Анатолием Ишмаевым. Мы перезваниваемся, вместе ездим на рыбалку. Его картины мне очень нравятся. Он мне подарил одну из своих работ, очень хорошая. Она мне говорит о бренности нашей земной жизни.

- В чем особенности творчества тулунских художников?

- Каждый художник индивидуален. Увидишь, допустим, какую-либо картину у кого-то, сразу понимаешь, что это написал Ишмаев или Полуйчик. У каждого свой ярко выраженный почерк, то есть система мазков, свой колорит. Допустим, у Ишмаева спокойный, мягкий, часто бывает серебристый, сдержанный колорит. Белоносов, наоборот, любит яркие краски, тщательно выписывает детали. Это его особенность. Сименькова Наташа, у неё картины необычно яркие, цвета сталкивает, выдумывает сама колорит.

- Как вы сами предпочитаете писать, какие цвета использовать, краски?

- Я сейчас принесу свою картину, все сами увидите. Я очень любил писать зимние пейзажи, у меня даже была передвижная мастерская. Приспособил рыбацкую палатку, окно сделал, печечку маленькую. Поставлю в каком-нибудь месте, туда залезу и пишу в тепле. Люди считают, что мои картины успокаивают, так они мне говорили. Самому мне тяжело рассказывать о своей картине, потому что для меня она соткана только из одних недостатков. А изображено на ней место, где устье Азейки, а за бугром железная дорога. Это было самое мое любимое место, очень много разных пейзажей там написано.



Землю поднять на небо

Переход от живописи к написанию икон произошел несколько назад. Как говорит Николай Васильевич, связано это было, в первую очередь, с воцерквовлением.

- Опять же все это через выставочный зал шло, - вспоминает он. - Ведь там не только художники собирались. Лидия Алексеевна Башкатова верующий человек, она после открытия зала сразу же начала сотрудничать с батюшкой. Отец Валерий приходил в выставочный зал раз в неделю, проводил с желающими беседы на тему веры. В результате этих бесед я начал заходить в храм. Сначала просто заходил, потом на службы стал оставаться. К вере я приобщился опять же благодаря музыке. Когда я услышал, как поет матушка молитву, меня потянуло в церковь. Как все люди нашего поколения, я крещен с детства и был верующим человеком до определенного момента. Пока старший брат посмеялся над моей верой; тогда же в школах начали атеизм прививать детям. А я очень сильно любил брата и отца, привязанность очень большая была. И я отошел от веры, стал атеистом. Но все-таки благодаря воспоминаниям о том, как молилась бабушка, я пришел снова в церковь. Потом батюшка предложил мне работу по оформлению храма. Это все происходило не сразу, постепенно, с такими приближениями и отходами. Сначала я был резчиком, спроектировал два киота. Потом делал иконостас. А потом батюшка предложил мне поучаствовать в курсах иконописцев, которые как раз организовали при Иркутской епархии. Я согласился, прошел курс обучения, основы технологии икон получил. Продолжал еще некоторое время работать над резьбой по дереву. Потом иконостас стал заполняться иконами, нижний ряд заказывал батюшка Вершинину Сергею Валерьевичу, в Нижнеудинске живет такой иконописец. Он писал первый ряд, второй ряд написали мои друзья Новиковы из Иркутска. Я задумался, вроде бы тоже учился иконы писать, а не у дел остаюсь. И попросил батюшку благословить меня.

Вначале моя мастерская была при храме на колокольне. Сейчас там хлеб и просфоры пекут. Я оттуда переехал, потому что комната очень маленькая была. Плюс печка огромная стояла. Очень неудобно было иконы писать. Чтобы оценить икону, особенно большую, надо на неё издалека посмотреть. Помню, когда писал икону «Державная», постоянно выносил её на балкон. Сейчас у меня помещение хоть и не больше того, но есть возможность издалека посмотреть: дверь открываю и с коридора смотрю, с расстояния 10 метров. Кроме того, благодаря технологиям использую еще один вариант: фотографирую икону, потом на экране монитора компьютера очень хорошо видно все детали. Мною написаны иконы, которые находятся в киотах – Серафим Саровский, Сергий Радонежский, царская семья.

- Какие краски используете?

- Натуральные, природные. Иногда использую синтетические краски, но уже проверенные, которые не выгорают. А натуральные краски, ими, во-первых, очень легко писать, потому что они спокойного и сильного тона. Это охра, киноварь, малахит, сурик. Очень мне нравится киноварь. Некоторые живописцы не используют её, считается, что она ядовитая, так как при температуре 200 градусов выделяется ртуть. Сурик – очень яркая краска, насыщенная. С киноварью алый оттенок дает. Но во всем главенствует охра. Это объединяет иконы в теплый золотистый колорит.

- Православие накладывает отпечаток на искусство в целом?

- Я думаю, конечно. И фильмов много на эту тему, литературных произведений. В церковных лавках, в библиотеках очень много есть книг, которые написаны на основе православного учения. Они необязательно касаются веры, строгости жизни, а просто описываются житейские ситуации. Православные писатели – Гоголь, Достоевский, Лесков, у него много светлых рассказов. С художниками немного сложнее. Там скорее картины говорят не о Христе, а о самом художнике. Живопись на тему евангелие, это конечно икона, причем каноническая. Иконы есть академического (живой образ) и канонического письма (условный образ). Конечно, имеет право на жизнь только каноническая икона. Я занимаюсь канонической живописью. Хотя русские художники и в академическое письмо привносят духовность. Вот допустим, икона Божией матери, Казанская – в ней все равно религиозность присутствует. В отличие от Запада, где искусство ренессанса и эпохи возрождения, хоть и было религиозным, но все равно академического плана. Можно сказать, западные художники небо опустили на землю. А канонические живописцы, наоборот, землю подняли на небо.

- У художника свое особое видение окружающего мира. Так ли это?

- Каждый человек по-своему мир воспринимает. Но художник все равно увидит то, чего просто человек не увидит. Очень часто идешь с кем-нибудь, я везде с фотоаппаратом хожу, и начинаешь фотографировать. Товарищ стоит и не понимает, что я там увидел. Если ты в этом живешь, что глаз настолько настроен на определенную волну, что мгновенно все охватываешь, видишь не только природу, но и многое другое.

Наталья АСТАХОВА
kompas-tulun.ru